шевики противопоставляли «рабоче-крестьянскую», а затем «социалистическую» Россию, якобы основанную на «заботе о человеке труда», капиталистическому Западу, где господствует погоня за наживой, где «человек человеку волк. Сегодня смесь этих вариантов на устах у «государственных патриотов» . и политологов и в моде у официальных СМИ: Оказывается, для россиян в отличие от других народов мощь и величие государства выше личного благополучия и личной свободы. Полное несоответствие с реальными устремлениями страдающих масс мало кого волнует. Главное - оправдать пустой наукообразной болтовней социальную отсталость России
Тоже полумистической, но прямо противоположной точки зрения придерживался П. Чаадаев: «Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь урок. Наставление, которое мы призваны преподать, конечно, не будет потеряно; но кто может сказать, когда мы обретем себя среди человечества и сколько бед суждено нам испытать, прежде чем исполнится наше предназначение?» Царские власти объявили Чаадаева психически больным, однако тяжелейшие, поучительные для всего мира бедствия, выпавшие на долю россиян в :ХХ веке, сделали его версию пророческой. Судя по нынешней ситуации, негативная просветительная миссия России еще не окончена.
Как ни странно, вполне материалистический, непротиворечивый и убедительный ответ на ключевой вопрос русской жизни давно известен. К сожалению, в последние годы он открыто не обсуждается даже демократической общественностью. Речь идет о тяжести великодержавного военного бремени. Ключевский писал: «Внешние войны все учащались и становились тяжелее, требуя все более усиленных жертв со стороны народа; общественные отношения складывались под гнетом все накоплявшихся государственных повинностей. Такой ход дел мог давать мало благоприятных условий для успехов народного труда и общественного благосостояния». Историк А. Корнилов в начале ХХ в. указывал на «неизбежность постоянного многовекового напряжения всех средств страны, малонаселенной и вынужденной отстаивать, охранять и постоянно расширять и без того непомерно растянутые границы». Видимо, по цензурным соображениям великие историки не решались сказать, кто вынуждал Россию расширять непомерно растянутые границы и по чьей инициативе все учащались ее войны. Философ Н. Бердяев говорил об «огромной империи военного типа и гипертрофии государства на счет свободной народной жизни». И уже совсем откровенно царский военный историк А. Керсновский без всяких ссылок на оборону и национальные интересы признавал тяжесть исторического развития России, имея в виду ее «превращение в великую, а затем мировую державу». «Государство пухло, а народ хирел» - так определил В. Ключевский путь России в веках, ее историческую парадигму.
Во втором тысячелетии нашей эры воевала не только Россия. Воевали практически все страны Европы. Означает ли это, что великодержавный военный фактор не является решающим тормозом исторического развития России? Все дело в сравнительной тяжести военного бремени, в людских и материаль-
12-13 14
ных потерях, в продолжительности и масштабе военных бедствий, в размерах вооруженных сил, в той доле государственного бюджета, национального дохо¬да и валового внутреннего продукта, которая безвозвратно растрачивается на гонку вооружений и войны. «В непосредственно экономическом отношении, - писал Карл Маркс о военных расходах, - это то же самое, как если бы нация кинула в воду часть своего капитала». В документах ООН гонка вооружений неоднократно квалифицировалась как колоссальное разбазаривание людских и материальных ресурсов.
Решающее значение соотношения войны и мира для судеб любой страны подтверждено опытом всех времен и многих народов: гибелью от военного ис¬тощения Древнего Египта, Ассирии, Персидского царства, Древнего Рима и Ви¬зантии, распадом империи Чингисхана, долгой слабостью экономического раз¬вития некогда великих военных держав Турции и Испании. Наоборот, до уров¬ня передовых цивилизованных стран поднялись на мирной основе постоянного нейтралитета воинственные в прошлом Австрия и Швеция. На базе глубокой демилитаризации, позволившей сосредоточить все силы и средства нации на развитии гражданской экономики и гражданского общества, достигли устойчи¬вого процветания во второй половине ХХ века Западная германия, Япония, Италия. Быстро прогрессирует Южная Корея в
противоположность Северной, насквозь милитаризованной и потому нищей. Экономическая мощь США во многом обусловлена тем, что в эту страну более 200 лет не было военных втор¬жений, что за две мировые войны на ее территорию не упала не одна иностран¬ная бомба. Но даже этот экономический гигант стал в 70-е годы ХХ века усту¬пать ФРГ и Японии в темпах развития и конкурентоспособности из-за гонки вооружений с СССР. Именно эта гонка, ограничившая инвестиции в граждан¬скую экономику США, Англии и Франции, сопровождалась в этих странах бурным ростом потребительских кредитов для искусственного поддержания платежеспособного спроса населения. А ипотечные пузыри, возникшие в по¬следние годы в США и потрясшие мировую финансовую систему, не случайно совпали с резким увеличением военных расходов в связи с модернизацией аме¬риканских вооруженных сил, попыткой создания национальной и региональной противоракетной обороны, расширением НАТО, войнами и содержанием войск в Ираке и Афганистане. То же самое можно сказать о главной причине огром¬ного бюджетного дефицита и госдолга США и назревающего мирового дефолта. Нынешние успехи китайской экономики, высокие темпы ее роста в решаю¬щей мере связаны со снижением военных расходов до одного-двух процентов валового внутреннего продукта и бурным развитием легкой промышленности.
Под этим углом зрения стоит вспомнить основные моменты военно¬-социальной истории России. Прошлое своего государства не изменить, как бы сурово и жестоко к людям оно ни было, но приукрашивать и оправдывать его даже из самых благих побуждений нельзя, иначе оно повисает непреодоленным проклятьем над всей нынешней и будущей жизнью страны.
15 16-17