для народа» называл В. Ключевский возведение Петербурга в заболоченном устье Невы и Кронштадта на морском мелководье. Рабочих в Петербург сгоняли со всей страны по одному человеку с 11 домов, использовали ссыльных и пойманных дезертиров. По свидетельству иностранных наблюдателей, не было сначала ни лопат, ни заступов, ни досок, ни тачек. Землю таскали из дальних мест в мешках, рогожах, в полах платья. Хлеба не хватало, приходилось довольствоваться капустой и репой. Жили в шалашах посреди болот. Лихорадки, горячки, цинга косили рабочих. Когда кто-нибудь делался болен, то просто ложился на голую землю и умирал. Датский посланник сообщал, что только при сооружении Петропавловской крепости погибло 60 тысяч человек. Французский консул доносил в Париж, что на строительстве Петербурга ежегодно гибло около двух третей всех мобилизованных на работы. Волей Петра город у самой границы на наиболее опасном в военном отношении западном направлении стал столицей империи и постоянно требовал от России огромных усилий по его защите. А гидротехнические проблемы за триста лет так и остались до конца не решенными.
Важнейшим делом Петра I является создание в России военно-крепостного промышленного комплекса. С участием западноевропейских инженеров и мастеров развернулась массовая организация государственных и полугосударственных производств мануфактурного типа. В качестве рабочей силы к мануфактурам «навечно приписывались» государственные крестьяне целыми деревнями и волостями. Берги мануфактур-коллегии принимали решения о строительстве заводов или выдавали разрешения на такое строительство, устанавливали объемы производства, цены на продукцию, размеры госзаказа, запрещали конкуренцию, осуществляли административную и судебную власть над предпринимателями и работными людьми. Наибольшие успехи были достигнуты в горнодобывающей, металлургической и металлообрабатывающей промышленности, особенно на Урале. В 1718 г. было выплавлено более 6,5 миллионов пудов чугуна и 200 тысяч пудов меди. Это был в то время абсолютный мировой рекорд. Выплавка чугуна в Англии лишь в середине XVIII в. достигла 1,8 миллиона пудов. В русской армии появились крупные соединения тяжелой кавалерии с холодным и огнестрельным оружием собственного производства; насыщенность полевой артиллерией стала самой высокой в Европе (после Петра осталось 16 тыс. пушек, не считая флотских). Выносливость крестьянской пехоты не знала себе равных. На этой основе были разгромлены шведы и одержаны многие победы· на протяжении всего XVПI века.
Военно-крепостной характер петровской индустриализации надолго обострил все социальные отношения в стране. Необходимость оставлять свои семьи без основного работника, жить в бараках, выполнять в непривычных условиях трудовые нормы за себя и мужских членов своей семьи, зарабатывая только на уплату подушной подати, - все это постоянно порождало огромное недовольство заводских крестьян и спустя несколько десятилетий сделало их активными участниками пугачевского движения. Принудительность труда, соединенная· с монополизацией производства, создала, по словам В. Ключевского,
32-33 34
«казенно-парниковые» условия для тяжелой промышленности, требовавшие постоянного правительственного вмешательства и· государственной помощи за счет других секторов экономики и населения. Была введена монополия государства на продажу (через откупщиков) соли и табака внутри страны с многократным увеличением цен и на продажу многих товаров за границу. Развитие наемного труда, рыночной конкуренции, свободного предпринимательства и торговли резко затормозилось. При общем бесправии и налоговом произволе из народнохозяйственного оборота уходила масса капитала: крестьяне и простые промышленники прятали свои накопления в землю, дворяне запирали золото в ларцы или отправляли его в лондонские, венецианские и амстердамские банки. Даже ближайший сподвижник Петра Александр Меншиков держал в Лондоне в банковских вкладах не один миллион.
Содержание регулярной армии и флота, их обучение, оснащение и вооружение, а также военно-стратегическое и военно-промышленное строительство потребовали от страны огромных расходов. За время с 1680 г. по 1725 г. только централизованные военные расходы возросли в шесть раз. Они составляли не менее двух третей сметных доходов и до 75,5% фактических поступлений в казну. В одной из первых инструкций царя Сенату говорилось: «Денег как возможно собирать, понеже деньги суть артериею войны». К основному подворному налогу постоянно добавлялись по случаю войны или очередной стройки экстренные денежные поборы и натуральные повинности (хлебом, лошадьми и возчиками). Специальные «прибыльщики», обязанные изобретать новые источники государственного дохода, придумали, а царь утвердил более 30 мелких налогов и сборов: померный и весчий, хомутейный, шапочный и сапожный, покосовщинный, кожный, пчельный, банный, мельничный, с найма домов и углов, ледокольный, погребной, водопойный, трубный, привальный и отвальный, с дров, с продажи съестного, с бороды и усов и др. По мнению В. Ключевского, Петр видел в податном вопросе только два предмета: солдата, которого надо содержать, и крестьянина, который должен содержать солдата. «На русского плательщика он смотрел самым жизнерадостным взглядом, предполагая в нем неистощимый запас всяких податных взносов».
К концу войны вместо подворной подати и косвенных налогов была установлена поголовная (подушная) военная подать со всего мужского населения страны за исключением· духовенства и дворян, не зависевшая от возраста, здоровья и имущественного состояния людей. Подать начислялась по данным переписей (ревизий) податных сословий, быстро устаревавшим. Крестьянским и посадским общинам приходилось платить не только за взрослых работоспособных мужчин, но и за младенцев, стариков, инвалидов, рекрутов, беглых и даже умерших. Задолго до Чичикова бизнес на «мертвых душах» стала делать госказна в военных интересах. Сбор подати был поручен самой армии, расквартированной по губерниям. «Шесть месяцев в году, - писал В. Ключевский, - села и деревни жили в паническом страхе от вооруженных сборщиков, содержавшихся при этом на счет обывателей, среди взысканий и экзекуций: Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоеванной России татарские баскаки времен Батыя». Для
35 36-37